Русская наследница - Страница 22


К оглавлению

22

Дима положил карточки на подоконник и стал наблюдать.

Больничный халат выглядел на мужчине скорее жалко, чем смешно: рукава не закрывали запястья длинных рук, а подол чуть доходил до колен, тогда как подразумевалось, что эта одежда спасет от мороза.

Мужчина остановился возле вишни и стал наблюдать за снегирями. Зима в этом году наступила внезапно: снег лег, не дав облететь листве, и красно-коричневые листья вишни, облепленные мокрым снегом, создавали теперь ощущение непричесанности, лохматости сада. К тому же подавали ложную надежду птицам. Тем казалось: раз есть листья, должны быть и ягоды. Правда, на кустах боярышника ягоды действительно сохранились — сюда частенько наведывались снегири.

Трудный Димин больной, не делая никаких движений, наблюдал за птицами. Дима знал, что это не праздное времяпровождение и не детское любопытство романтика. В голове этого человека постоянно происходит напряженная работа мысли. Он пытался и никак не мог вспомнить себя.

Трудный больной, как навязчивая неразрешимая задачка, притягивал к себе молодого любопытного врача. Дима набросил куртку и вышел из кабинета.

— Людочка, я в сад, к американцу, — бросил он дежурной медсестре и легким шагом побежал вниз по лестнице.

Больного привезли в клинику в июле этого года с тяжелой черепно-мозговой травмой и переломами ребер. При нем не было никаких документов, Мужчина долго находился в коме, хирурги сомневались в том, что он выживет. Однако организм справился с задачей — вытянул своего хозяина с того света. Когда мужчину перевели из реанимационного отделения в палату для тяжелых, открылся интересный факт: больной абсолютно ничего не помнил о себе. Возле него собирались целые консилиумы — каждый врач старался найти в памяти мужчины хоть какую-нибудь живую точку. Ни одна попытка не увенчалась успехом. Однако почти сразу всем стало ясно, что мужчина — иностранец. Он хоть немного и понимал по-русски, совершенно не мог объяснить, откуда у него имеются обрывочные знания русского языка. Зато он свободно шпарил по-английски, и сначала решили, что он — англичанин. Но потом учительница английского, которая лежала в гинекологии, опротестовала это ложное мнение, заявив, что у него совсем не английское произношение, а скорее всего больной — американец. На чем и порешили. К тому времени как американца перевели из хирургии в терапию, в палату, которую курировал Дима Беспалов, бедолагу окрестили Биллом, и тот безропотно отзывался на это имя.

— Почему Билл? — поинтересовался Дима у заведующей.

— А в честь Билла Клинтона, — усмехнулась та с каким-то едким удовольствием и приготовилась отвечать на многочисленные Димины вопросы. Эти вопросы она и сама вчера задавала главному и ждала их теперь от врача. Почему такого больного — к ним? Ему теперь больше подойдет психиатрическая клиника. Ну, в крайнем случае — неврология. А они что могут?

А ежели память Билла не станет торопиться, а, наоборот, подзадержится? Сколько они будут вынуждены держать его здесь без страхового полиса? Кто потом оплатит больнице расходы? Президент Клинтон? Ха-ха! А если к больному все же вернется память и окажется, что он никакой не Билл, а Вася Пупкин, который скрывается от налогов или от своих друзей-братков и вполне искусно симулирует амнезию? Надо сказать, заведующая терапевтическим отделением, Татьяна Юрьевна, была возмущена до глубины души и вчера на планерке отстаивала свою точку зрения с пеной у рта. Главный непонятно чему улыбался, рассеянно крутил в пальцах авторучку, подергивал ноздрями. Вообще вид у него был загадочный. Словно он знал что-то такое, чего не знали другие, но до поры не мог или не хотел сказать подчиненным. Его не всегда понимали: то ли он шутит, то ли всерьез.

— А если он все же американец? — улыбаясь странной улыбкой и растягивая слова, словно подшучивая над собой, говорил главный. — А если дипломат? Бизнесмен? Или, скажем, шпион?!

Тут главный сделал страшные глаза и расхохотался. Татьяне Юрьевне, признаться, стало неловко за него. Позволять себе так шутить на производственной планерке, в присутствии молодых коллег…

— Мы с вами, Татьяна Юрьевна, потом будем рвать на себе волосы и вопрошать друг у друга: как мы могли упустить, отдать другому учреждению столь ценный экземпляр? Нет уж, давайте лечить, а там — видно будет.

Татьяна Юрьевна была оскорблена, но бессильна. К тому же она догадывалась, какую корысть вынашивает главный. Приближались губернаторские выборы, и главный планировал выдвинуть свою кандидатуру. И в свете этих планов было нелишним покрасоваться перед Америкой своим профессиональным подвигом. Все знали, что во время прошлых выборов избирателям раздавали пакеты с гуманитарной помощью «оттуда». Татьяна Юрьевна подозревала главного, но отказаться не могла. Зато она могла поручить больного другому врачу. Что она и сделала.

— Очень интересный случай! — только и сказал Дима Беспалов и отправился осматривать новенького.

Диме тогда казалось, что коллеги все усложняют. А Татьяна Юрьевна вообще делает бурю в стакане воды. На его взгляд, все обстояло гораздо проще: нужно только активнее воздействовать. Подсовывать больному открытки с видами Америки, фотографии американских кинозвезд, тексты по-английски. Короче, будить память.

Но память ни в какую не хотела просыпаться. Дима был настойчив. Он водил американца домой и включал видео — показывал гостю американские боевики. Билл виновато разводил руками. Ни Чак Норрис, ни Сильвестр Сталлоне не могли помочь. Вероятно, там, в прошлой жизни, Билл не особо увлекался кино.

22