— Вот теперь я, пожалуй, съем чего-нибудь! — провозгласила она, и пир начался. Они жевали бутерброды, запивая шампанским, как лимонадом, рассказывали друг другу истории из босоногого детства, смеялись по малейшему поводу.
Вдруг Катя притихла и застыла в позе суслика. Принюхалась.
— Что-то горит…
— Утка! — закричал Шатров и рванул прочь из гостиной. Катя помчалась следом.
Кухня была полна дыма. Пока Шатров возился с духовкой, Катя открыла форточку.
— В черной-черной комнате… В черной-черной духовке… лежит черная-черная утка… — чревовещательным голосом доложил Марат.
— Ты хотел приготовить утку… как в прошлый раз? — Голос Кати был полон сожаления.
— Вот именно. Все как в прошлый раз — ты, я и утка.
— А ружье?
— За ружьем можно сбегать. Вот только той испуганной девчонки нет. А есть потрясающая женщина.
В следующее мгновение она оказалась у него на руках. Они поднимались по лестнице — внизу осталась гостиная с раскиданными по полу вещами, кухня, полная дыма. Марат принес свою ношу в спальню и положил на покрывало. Катя закрыла глаза и лежала не шевелясь. И все же когда усы мягкой кисточкой прошлись по ее ноге и она ощутила поцелуй где-то в области коленки — не выдержала и издала звук, напоминающий мычание. Усы поехали выше, оставляя на своем пути сплошные поцелуи. Катя не выдержала — вскочила, вцепилась ногтями в спину Марата.
— Послушай… где ты взял такие усы?
— Нравится?
Катя медленно кивнула, наблюдая веселые искорки в его глазах.
— Ну вот, — промурлыкал он. — А ты: Америка, Америка… Мы и сами с усами!
В восемь часов утра Катя стояла у окна своей комнаты в общежитии и ждала Шатрова. Он обещал вместе с ней поехать за мальчиком. Минуты шли, а Шатров не появлялся. Катя внутренне вздрагивала, как только какая-нибудь темная машина въезжала во двор. К половине девятого она чувствовала себя оголенным электрическим проводом. Все сомнения поднялись в душе и устроили настоящую оргию. Возможно, Шатров переоценил свои возможности, и у него ничего не вышло. Он не всесилен. Возможно, заведующая лечебным центром тоже обратилась к влиятельному лицу. А вдруг она уже отдала ее мальчика на усыновление какому-нибудь иностранцу?!
Катя выбежала в коридор и метнулась к телефону. В офисе не брали трубку. Домашний телефон тоже молчал. Катя оделась и выбежала на улицу. Она не знала, что будет делать, но сидеть и ждать больше не могла. Ей быстро удалось поймать такси, и на вопрос водителя, куда ехать, назвала адрес Шатрова, хотя собиралась отправиться прямиком в лечебный центр. Ехали быстро, но Кате показалось — прошла целая вечность, прежде чем она оказалась на лестничной площадке в доме Марата. Ей открыла его дочка. Девочка посторонилась, пропуская ее в прихожую, и по-хозяйски предложила раздеться.
— Папа поехал за вами, — спокойно сообщила она и добавила: — А вам нужно было спокойно ждать. Если папа обещал, он обязательно сделает.
И девочка достала из шкафчика две пары тапочек — свои, маленькие, и большие — отцовы. Затем она в раздумье уставилась на эти тапочки, выбирая, какую же пару лучше предложить гостье. Невозмутимость девочки подействовала на Катю благотворно. Оптимизм постепенно возвращался. Она засунула ноги в большие шлепанцы Марата и тут же удивилась, как минуту назад могла сомневаться в незыблемости мира, открытого ей Шатровым.
— Хотите чаю? — Мелодичный голос девочки совершенно ее успокоил.
Катя кивнула и прошла за Ингой на кухню. На столе были разложены краски и бумага — девочка рисовала.
— Что ты рисуешь?
— Жирафа, — отозвалась девочка, включая чайник.
Катя взяла в руки рисунок. На листе прослеживалась длинная оранжевая шея среди голубых пышных облаков.
— А живого жирафа ты видела? — спросила Катя. Когда-то она видела этих удивительных животных в переездном зоопарке и уже собиралась поделиться с девочкой воспоминаниями.
— Да, — кивнула Инга, доставая чашки и хлеб. — Я видела, когда мы с папой были в саванне.
— Где?
— В саванне. Это такое место — не пустыня, но и не лес. Там очень интересно: жирафы ходят и львы гуляют. А человеку можно только на машине.
— А еще где ты была с папой?
Девочка взглянула на Катю, как бы примеряя степень интереса постороннего человека к своей персоне, и, заметив в глазах женщины искреннюю заинтересованность, поднялась со стула.
— Идемте ко мне в комнату, я покажу фотографии.
Катя выключила чайник и проследовала за Ингой в детскую.
— Вот это мы с папой в Италии. Это Ватикан. Здесь мы голубей кормили. А это в Венеции — там кругом вода, и люди ездят не на автобусах, а на лодках.
Катя перебирала яркие снимки и чувствовала, как что-то непрошеное медленно, но неотвратимо проникает к ней в душу.
— Это мы в Греции. Это наш отель. Это я пиццу ем. В последний день взяла свою любимую пиццу, но так и не съела. А папа все время ел какие-то ужасные креветки, на них даже смотреть страшно.
— А где тебе больше понравилось? — поинтересовалась Катя.
— В Греции, — не задумываясь ответила девочка, — там в отеле большой бассейн.
Когда Катя закрыла альбом, девочка неожиданно сказала:
— А вы красивая.
Катя на секунду растерялась даже, а потом улыбнулась и ответила:
— Ты тоже.
Девочка опустила глаза и пробормотала «спасибо».
— А как дела у тебя в школе? — спросила Катя, чтобы сменить тему.
— Хорошо, — без энтузиазма откликнулась девочка.
Катя знала, что дочь Марата учится в закрытой частной школе, и ждала от девочки восторгов.
Но та остановилась на «хорошо» и дальше не распространялась.