Русская наследница - Страница 63

— Ты видела его лицо в машине? — кипятился Марат, меряя шагами кухню. Разговор был не из легких. Хорошо хоть дети, утомленные дорогой, уснули. А Катя и Шатров курили в задымленной кухне и пытались найти компромисс. — Это лицо ребенка, лишенного детства! Такие лица у детей во время войны бывают. Теперь он должен получить все, а ты одна не можешь дать ему это. А вместе мы можем…

— Не дави на меня! — Катя вскочила. — Еще вчера ты речи не вел ни о чем подобном! Ты собирался подарить нам квартиру и исчезнуть из нашей жизни! А сегодня ты заявляешь, что мы должны жить вместе. И почему? Потому что ребенку не хватает эмоций?!

— Кать, а разве этого мало? Разве тебе незнакомы подобные потрясения? Да, его поведение потрясло меня настолько, что я захотел его усыновить. Что в этом предосудительного?

— А как же я? — Вопрос Кати прозвучал настолько жалобно, что Шатров не сдержал улыбки:

— И ты тоже…

— Значит, меня тебе тоже жалко, и ты решил из этого соображения взять меня в жены?

— А ты злая, Катька… — Шатров подошел к ней и взял ее за плечи. — Ты уже пытаешься меня шантажировать. Какая разница? Если бы не некоторые формальности, мы с сегодняшнего дня могли бы считаться мужем и женой.

— Вот как? Поиграть в семью? Это мы уже проходили.

— Зачем так грубо? Ты прекрасно знаешь, что я не это имел в виду. Просто, прежде чем жениться, мне нужно уладить некоторые формальности. Я это имел в виду. Неужели это для тебя так важно?

— Представь себе — важно. Я уже побыла ни женой, ни любовницей, хватит. Тем более теперь я не одна.

— Теперь у тебя есть я…

Эта фраза почему-то мгновенно остудила Катю. Она села на табуретку и молча уставилась на Шатрова. Она уже не понимала, что хорошо и что плохо для нее сейчас. Так хотелось спрятаться за его широкой спиной, переложить на него все свои проблемы. Но она не могла позволить себе расслабиться — у нее был Шурик.

— Дай мне немного времени… — попросила Катя. Шатров кивнул. Они принялись готовить обед, не касаясь больной темы. Они вместе чистили картошку, месили тесто, резали хлеб, касаясь друг друга руками, задевая не нарочно плечом или локтем. Напряжение непонимания постепенно ушло. Обед был уже готов, и Катя с Шатровым занялись сервировкой стола. Когда тарелки были расставлены и Катя раскладывала салфетки, Шатров подошел к ней сзади, и она, спиной уловив его тепло, его особый запах, замерла на мгновение. Она мысленно сравнила себя с булавкой, едва к той поднесут магнит. Он обхватил ее руками, прижался грудью к ее спине и прислонился щекой к узлу на затылке. Они настолько заняты были собственными ощущениями, что не услышали некоторого шума в прихожей, а когда услышали, было уже поздно — дверь в гостиную распахнулась, на пороге стоял Катин отец и во все глаза смотрел на них.

— Ты чего здесь делаешь, Катерина? — произнес отец таким тоном, словно застал ее ворующей сладости из чужого буфета.

— Здравствуй, папа, — ответила Катя, комкая в руках полотенце.

— Все за стол! — объявил Марат, пытаясь повернуть ход событий в безопасное русло. — Петрович, обедать с нами! Заодно все и обсудим!

И Марат ловко подтолкнул гостя к столу, Катю отправил на кухню, а сам побежал за детьми. Катя сразу уловила настроение отца, его колебание — развернуться и уйти сразу, обидеться или все-таки остаться? Преодолев свои сомнения, отец все-таки сел, исподлобья наблюдая за дочерью. Пришли дети. Шурик был все такой же смирный и бессловесный, как и утром. Инга вежливо поздоровалась и села за стол. Шатров зашумел один за всех: он шутил, угощал отца — в общем, как умел создавал радушную непринужденную атмосферу. Лицо отца напоминало Кате предгрозовое небо — тихое, чистое и напряженное. Невольно она перевела взгляд на Шурика Лицо ребенка было серьезно и сосредоточенно.

— Дочка твоя подросла, Борисович, а вот сыночка я что-то раньше не видел, — подал голос отец. Катя едва не подавилась салатом.

— Да ты закусывай, Петрович, — уклонился Марат и подмигнул Кате.

Та поднялась и взяла на руки Шурика:

— Погулять хочешь?

Мальчик молча кивнул. Петрович напряженно наблюдал за дочерью. Катя одела детей и проводила во двор. Когда вернулась — мужчины не то чтобы оживленно, но все же беседовали и следы напряжения как будто подтаяли. Но Катя слишком хорошо знала отца, чтобы доверять внешним проявлениям. Он все еще дулся.

— Иван Петрович, — обратился к отцу Марат, едва Катя подсела к столу, — дело в том, что мы с Катей… решили жить вместе.

Он улыбался одними глазами. Кате, напротив, было не до улыбок — она держалась за вилку как утопающий за соломинку. Отец хмуро смотрел на нее.

— Ну, дочка, может, сама объяснишь отцу, что происходит? Ты в этом доме в качестве кого будешь?

На Шатрова отец не смотрел. Тот оказался как бы ни при чем.

Катя закусила губу. Что ж, она сама виновата — давно надо было все рассказать родителям. Теперь поди-ка объясни отцу, что черное, а что белое!

— Папа, не кипятись. Марат хочет, чтобы мы жили вместе, и…

— В качестве кого, я спрашиваю? Гувернанткой?! Дожили мы с матерью — наша дочь ходит с рук на руки, как…

— Папа!

— Что «папа»? Почему он не женится на тебе? Почему? Что значит «жить вместе»? Как с Пашкиным? С той только разницей, что вдобавок ко всему тебе придется нянчить чужих детей?

— Иван Петрович, — попытался возразить Марат, но Катя его остановила:

— Марат, оставь нас одних, пожалуйста. Нам с отцом нужно поговорить.

Чуть поколебавшись, Марат все же поднялся и вышел.

— Я одного не понимаю, Катерина, — взвился отец, едва за Шатровым закрылась дверь. — Ты у меня что, в поле обсевок? Почему ты не можешь как люди: чтоб свадьба, чтоб дети свои, мои родные внуки? Почему у тебя все как-то по-дурацки?