Русская наследница - Страница 36

Катя и не пыталась дергаться. Пытаться бежать? Зачем? Ее жизнь без тех двадцати тысяч, что лежали в сумке на заднем сиденье, не представляла для нее никакой ценности. Поединок с судьбой проигран. И теперь все равно, что с ней сделает новый русский. На его стороне сила, закон и фортуна. А на се — ничего. Он долго вез ее по городу и наконец остановил машину возле здания с обновленным фасадом. Взял сумку с деньгами и выбрался из машины.

— Выходите! — коротко приказал Кате, и она повиновалась.

Она догадалась, что бизнесмен привез ее в свой офис. Он стремительно летел по коридору, на ходу кивая сотрудникам. Катя плелась сзади. Она вошла за ним в просторный кабинет, отделенный от других помещений приемной. Он закрыл дверь на ключ. Швырнул сумку на свой стол и молча указал Кате на кресло.

— Еще никто не держал Марата Шатрова за дубового лоха! — наконец прервал он свое молчание. По всей видимости, у него накипело и молчание по дороге далось ему с трудом. — Соплячка! — продолжал он, не глядя на Катю. — В террористку захотелось поиграть?! А ремня не хочешь? Знаешь, что за такие игры бывает?

Катя исподлобья наблюдала за ним. «Соплячку» она пропустила мимо ушей. Уже то, что он приехал в банк «брать» Катю один, без свиты, и то, что закрыл дверь на ключ, говорило, что об инциденте на турбазе он никому не рассказал — стыдно.

Катя криво усмехнулась. Сама не поняла, как это вышло.

— Она еще усмехается! Да таких, как ты… — Он забегал по кабинету, распалясь, как старый советский утюг. — Откуда вы беретесь такие? Денег захотелось? Красивой жизни? А как они зарабатываются, такие деньги, ты знаешь?

— Тяжким трудом, — устало произнесла Катя, забыв стереть с лица кривенькую свою усмешечку.

Шатров просто побелел:

— Слушай, ты… Я таких, как ты, повидал на своем веку. Хочется все сразу и чтоб одним рывком. А мозгов маловато. А для панели — возраст уж не тот. Ага?

Катя без интереса наблюдала за противником. Теперь он будет ее воспитывать… Скорее бы уж все кончилось!

— Ничего святого для вас! Что угодно придумают! Ребенка больного! Фантазии тебе, крошка, не занимать. А вот сестричка твоя обмолвилась, спасибо ей, что детей у тебя нет и никогда не было.

Тут Катя распахнула глаза, открыла было рот, но Шатров не дал ей сказать.

— А то, что наследство тебе в Америке обломилось, так это не моя вина. А если у тебя крыша на этой почве поехала, то лечиться надо. И мой тебе совет, — продолжал он, — никогда больше не хватайся за оружие. Убьешь кого-нибудь ненароком, век каяться будешь.

— Вы меня под суд отдадите? — поинтересовалась Катя.

— Да иди ты… под суд… Возиться с тобой! Иди откуда пришла. И не попадайся мне на глаза. Но фокусы эти бросай! Второго такого добренького, как я, тебе не попадется, это я тебе гарантирую.

Катя встала и пошла к выходу. Она прошла через белые, обезличенные евроремонтом помещения офиса, вышла на снег и остановилась. Куда идти? Зачем? Что дальше?

Побрела напрямик, через тротуар, в сторону сквера. Он был занесен снегом и по этой причине совершенно безлюден. Здесь, в молчаливом окружении деревьев, Катя почувствовала, как на нее наваливается усталость. Ноги подкашивались. Она безвольно опустилась в сугроб. Снег был мягкий, глубокий. Она где-то читала, что если уснуть в снегу, то смерть подкрадется совсем незаметно. И больно не будет. Она втянула голову в воротник дубленки и подтянула к животу колени. Здесь, в сугробе, было как в глубоком кресле. Если бы не мешали мысли, а сразу уснуть и замерзнуть… Какое все-таки страшное слово: сугроб, Су-гроб.

— А ну-ка вылазь!

Катя открыла глаза и увидела перед собой две ноги в коричневых брючинах. Ботинки хозяина брюк напрочь утонули в снегу. И все-таки она сразу поняла — кто перед ней.

— Что вам от меня нужно? — пробормотала она, глядя на эти отутюженные брючины.

— Поднимайся! — приказали ей, и теперь Катя увидела широкую мужскую ладонь, протянутую ей. Руку помощи.

— Да пошел ты! — сказала она и отвернулась. Тут же почувствовала, как две руки тряхнули ее за плечи и попытались приподнять. Ну, это уж слишком! — Отстаньте от меня! — взвизгнула она, чувствуя, как слезы брызнули из глаз.

Она ногтями вцепилась в левую руку спасителя:

— Я кричать буду! Я милицию позову! А-а!

— Придурочная! — констатировал Катин враг, сгребая ее в охапку и пытаясь поднять со снега. — Заболеешь ведь, дура! Молодая еще!

— Ненавижу! — не унималась Катя, яростно отбиваясь, пиная мужчину ногами, царапаясь ногтями. — Не имеете права! Думаете, вам все можно? Казнить и миловать! Сильные! Богатые! Сытые! Ненавижу вас всех!

— Ну-ну, тихо, — приговаривал Шатров, таща брыкающуюся женщину к машине. — Не ори. Люди кругом.

— Люди, говоришь? — закричала Катя. — А ты хоть знаешь, как они, эти люди, живут? Что едят? О чем думают? Тебя ведь, кроме твоих вонючих денег, ничего не волнует!

Шатрову хотя и с трудом, но все-таки удалось впихнуть ее в салон на заднее сиденье, но она упорно продолжала махать руками, грозя побить стекла. Ему ничего не оставалось делать, кроме как крепко ее стиснуть и прижать к себе, пережидая истерику. Он предполагал, что настолько бурный взрыв эмоций долго не продлится — скоро иссякнет, надо только дать волю слезам.

Однако в хрупкой на вид девушке пряталась нешуточная сила. Катя двигала локтями, кулаками, что-то кричала обидное, но едва оказалась прижатой лицом к серому шерстяному джемперу, от которого пахнуло на нее живой теплой силой, почувствовала спазм в горле и стала захлебываться слезами. Силы покинули ее, и, поняв это, мужчина ослабил хватку. Девушка обмякла, уронила свои кулаки, и они оказались у Шатрова под мышками. Катя ревела громко, подвывая и всхлипывая, уткнувшись в шерстяную грудь ненавистного бизнесмена, а тот гладил девушку по волосам (шапка в борьбе слетела) и говорил одну и ту же фразу: «Все будет хорошо, все пройдет, вот увидишь».